Гитарист и композитор, стиляга и коллекционер, идейный вдохновитель и бессменный лидер группы «Браво» Евгений Хавтан – ярый поклонник творчества Довлатова и Шукшина, Чарли Чаплина и Леонарда Коэна, носитель московского духа и даже патриот.

Музыкант встретился с корреспондентом «НИ» накануне своего отъезда на гастроли в Самару и рассказал о том, почему рок не имеет ничего общего с шоу-бизнесом.

– Группа «Браво» – рекордсмен по количеству песен о Москве. Это патриотизм, доведенный до крайности, чтобы выжить в условиях цензуры, или вы действительно настолько влюблены в этот город?

– Эти песни точно не конъюнктура, связанная с городом. Мы начинали писать их тогда, когда дивидендов в виде дачных поселков и квартир в этой самой Москве получить было невозможно. Более того, в то время – в 80-е годы – за песню можно было сесть в тюрьму. Пора жесткой цензуры – плодотворное время для творчества. Запрет – очень мощный стимул. Когда все запрещено, непременно появляется что-то свежее. Но меня, как 20 лет назад, так и сейчас на написание песен вдохновляют эмоции и простые человеческие радости и ценности, которые не меняются с годами и с курсом доллара. Так что наши песни совершенно искренние. Мы все родились в этом городе и действительно очень любим его. Мы – стопроцентная московская группа.

– Что в вашем понимании и в вашем творчестве «московский стиль»?

– Всегда существовало разделение на московский, питерский, екатеринбургский и прочий рок.

Но поскольку наши корни в Москве и все то, что мы любим – столичное, «стиляжное», – берет свое начало в 60-х, мы стали такими, какими нас знают. Наша Москва такая иллюзорная, даже сказочная и совершенно безвозвратная, но тем она и прекрасна. В нынешней Москве мне кое-что нравится, что-то раздражает, но положительного больше. С каждым месяцем появляются новые здания, город становится ухоженным и красивым. Часто бываю за рубежом, есть, с чем сравнивать. Плюсы на его стороне. Понятно, почему он манит людей, которые приезжают сюда со всей России и из других стран. Это громадный мегаполис с кучей возможностей, здесь вращаются огромные деньги, можно сделать карьеру. Конечно, Москва изменилась, но моя любовь к ней неизменна.

– Вы много путешествовали. Не было желания поменять страну?

– Лет 15 назад хотелось попробовать эту западную конфету. У меня была попытка уехать отсюда. Она не состоялась, и хорошо, что я не совершил ошибки. Ведь это означает начинать карьеру с нуля. Вообще проблема «творческий человек за границей» очень тяжела. Если ты родился здесь, вырос в этой языковой среде, уже сформировался как личность, прижиться где-то в другом месте почти невозможно. У меня перед глазами пример моих друзей-художников, которые уехали на Запад. Они с большим трудом ассимилировались.

– Герой песни «стиляга из Москвы» – это вы?

– Самая большая ошибка – ассоциировать героев песен с людьми, которые их написали. Большое заблуждение, которое часто вызывает не меньшее разочарование в жизни. Это просто песня, посвящена она наиболее приятному для меня времени, когда были чудные компании, первые в стране клубы, где играли качественную музыку. Когда для того, чтобы хорошо отдохнуть, не нужно было иметь много денег, а нужно было знать хорошее место. Сейчас все иначе: подороже, побогаче и побольше понтов. Тогда все было не так, и в этом была особая прелесть. Поэтому в песнях образ собирательный, хотя, конечно, я тоже был стилягой. Отчасти и сейчас им остаюсь.

– Что значит быть стилягой? Что это за жизненная философия?

– Началось это с фестиваля молодежи и студентов в Москве, продолжилось Олимпиадой, когда вся «западная зараза», которая здесь запрещалась (джаз, джинсы, сигареты), все хлынуло в Москву. Мое поколение – первая волна стиляг, а та молодежь, которая выросла на песнях «Браво», – вторая. Это были молодые люди, которые одевались и вели себя не так, как все, чтобы выделяться в серой безликой толпе. И они действительно очень выделялись. В те годы было сложно достать что-то эдакое. Но было два канала, по которым к нам поступали вещи, становившиеся концертными. Это были вещи, найденные на Тишинском рынке, вынутые из шкафов наших родителей и знакомых, сшитые по образцам 40–60-х годов. И второй канал – спекулянты и фарцовщики, которые сегодня официально называются бизнесменами, зарабатывали на этом деньги, привозя, покупая, перепродавая, обменивая вещи. Это был круговорот вещей в природе, из которого можно было выбрать что-то лучшее.

– Сохранилась ли с тех времен какая-то вещица, которой вы дорожите?

– У меня множество коробок со статьями о нас, с подарками поклонников, с оранжевыми галстуками, которые нам дарили, и нашими концертными вещами. Последних невероятно много, потому что выходить на сцену в одних и тех же костюмах считалось дурным тоном. И среди всего этого хлама я обнаружил большую виниловую бабочку, которую после одного из наших концертов мне подарил Артемий Троицкий. Потом мы с ней выступали, в одном из клипов с ней снималась Жанна Агузарова, получилось очень смешно.

– Как-то вы проговорились, что у вас много всякой оригинальной одежды и целая коллекция обуви, около ста пар. С чего началась эта коллекционерская страсть?

– У меня довольно много необычных вещей, но никогда не было цели собрать коллекцию. Если вещь мне нравится, я ее покупаю. Главное – вещь должна быть непохожа на себе подобных и шепнуть мне: «Я твоя». Где бы я ни находился, я отыскиваю что-то интересное. Вообще коллекцией это назвать сложно, потому что я выступаю в этих ботинках. Все они разные, яркие и немного эпатажные. «В свет» их не вывожу, потому что я не светский персонаж. На тусовках не появляюсь, провожу с группой процентов семьдесят своего времени, но на интересные события захаживаю. Очень люблю посещать показы европейского авангардного кино. Совершенно неизвестные режиссеры, но очень любопытные фильмы… Кстати, о процессе приобретения обуви мой любимый писатель Довлатов чудесно высказался: «Каждый раз, когда я покупаю ботинки, я делаю это особенно тщательно. Потому что я думаю, что делаю это последний раз в своей жизни. И в этих ботиках меня могут хоронить». Брутально, конечно, но точнее не скажешь.

– Так же, как не скажешь, что вы – автор такого количества жизнерадостных песен. Похоже, вы склонны к депрессиям?

– Я борюсь с ними. Очень важно просто сменить обстановку, картину, которая постоянно у тебя пред глазами. Меняются эмоции и настроение. Недавно побывал в горах Италии. Это страна, словно предназначенная для отдыха. Первый раз покатался на горных лыжах. Здорово. Есть еще одно замечательное средство от всех болезней – шопинг. Глупо считать это исключительно женским занятием. По статистике одного американского журнала, в процентном отношении число мужчин, получающих удовольствие от покупок, значительно выше! Просто каждому – свое. Меня, к примеру, радует обувь.

– На вас и сейчас очень интересные ботинки. Стильные, отменного качества. Явно не здешние?

– Они как раз отечественные. Теперь наконец-то и у нас можно найти все, что хочешь. Главное – обладать вкусом и желанием отыскать свой стиль. Образчик безвкусия для меня – массовая продукция, массовое телевидение, все то, что рассчитано на широкого потребителя. Хотя Энди Уорхол сумел создать из ширпотреба искусство, но это скорее исключение, чем правило.

– У вас есть еще один интерес: вы неровно дышите к гитарам. При этом в России коллекционеров гитар раз-два и обчелся. Расскажите про вашу коллекцию.

– Ее составляют инструменты родом из Америки и Европы, сделанные в середине прошлого века, связанные с легендарными личностями, музыкантами, гитаристами, оставившими большой след в истории. Такими как The Beatles, Джимми Хендрикс. Они играли на аналогичных моделях. Здесь таких инструментов не найти – в нашу страну их просто не привозили. Эти вещи мне очень дороги. Я их собираю и бесконечно ими дорожу, потому что очень хорошо в этом разбираюсь. Это собрание представляет ценность и интерес только для людей, которые в этом что-то понимают, а таких ничтожно мало. Для несведущего человека мои гитары всего лишь дрова для печки.

– На ваше богатство никогда не посягали, не пытались стащить?

– Было несколько попыток. Но это полумистические истории, потому что каким-то образом мои гитары возвращаются ко мне. К примеру, лет десять назад обокрали квартиру нашего техника, пропало музыкальное оборудование, в том числе и одна из моих любимых гитар. Что такое пропажа инструмента в колоссальном потоке преступлений? Нам повезло, что внучка начальника отделения милиции была поклонницей «Браво». Милиция сделала несколько рейдов по местам, где могли «всплыть» наши инструменты, и нашла их!

– Почему ваша страсть именно гитара, а не любой другой музыкальный инструмент?

– Гитара – выгодное средство отличаться от окружающих и универсальный язык общения среди подростков во все времена. Поэтому я получил образование в музыкальной школе по классу шестиструнной классической гитары. Сам пошел учиться в довольно осознанном возрасте – лет в тринадцать. Если ты играешь на гитаре и знаешь шесть магических аккордов, то ты – самый главный человек на своей лестничной клетке, во дворе, в классе. Мне это нравилось и помогло увереннее ощущать себя в пространстве. Музыку я начал писать значительно позже, а что-то внятное впервые появилось, когда я уже учился в институте. Среда обитания и обстоятельства влияют на человека. Появление группы, а потом Жанны в ней стимулировало написание новых песен и некий творческий взрыв. Те люди, которые объединились под названием «Браво», не могли остаться незамеченными. Они были яркими и замечательными.

– Что помогло вашей группе выживать в такие разные времена?

– Мы появились в 80-е, а слово «стилист» десятилетием позже. То, какими мы стали, – дело наших рук, воображения, таланта. У нас никогда не было людей, которые давали бы нам советы. Только однажды в 1983-м году парни – наши ровесники – притащили бриолин и намазали нам волосы, чтобы они блестели. Как сейчас помню, его привезли из Риги в баночке, похожей на крем для обуви. На этом влияние извне и ограничилось. Что до песен, то как это ни странно, но на них повлияла отечественная музыка 50–60-х годов. Если сравнивать ее с современным российским шоу-бизнесом, это было намного крепче и профессиональнее, нежели сегодня. Тогда я считал, что музыка, которая нам нравится, пошлая, но если сравнивать с теперешними ВИА – это был верх романтизма. В 70-е была проблема с распространением новинок – это были только бобины. А потом к нам хлынула качественная зарубежная музыка на виниловых пластинках. Она и подсказала тот выдержанный и бесконечно важный для нас стиль, который у нас есть. Помню, 20 лет назад, если появлялся какой-то ансамбль и на обложках своих пластинок выглядел плохо и не стильно, мы его даже не слушали. Словом, гремучая смесь российского и западного рок-н-ролла того времени подарила миру группу «Браво».

– Жив ли сегодня дедушка рок-н-ролл, и если жив, то как он себя чувствует?

– Вопрос очень сложный и неоднозначный. Ответить на него наиболее емко и точно смог бы только человек, который его поставил в своих песнях, – Борис Гребенщиков. Я скажу, что рок-н-ролл, конечно, жив, но состояние его так себе. Он немного выжил из ума. При этом как красивая легенда о любви он существует. Это греет души многих молодых людей, которые сегодня берут в руки электрогитары. В моем понимании – он мертв. Потому что музыкальная индустрия заметно изменилась за последнее тридцатилетие. Даже те группы, которые считают себя частью рока, а это большая ответственность, на деле таковыми не являются. Они – часть хорошо спланированного шоу-бизнеса и не более того. Для меня рока не существует, но легенда жива.

– «Браво» – и реальность, и легенда, которая, к счастью, жива. Но смена солистов группы – период переломный: Агузарова, Сюткин, Ленц. Вы, Женя, в данном случае – константа, эдакий летописец. Были моменты, когда жизнь коллектива просто висела на волоске?

– Этот момент случается регулярно, каждые пять лет. Это нормальный цикл для любой группы. В нем есть масса плюсов. Когда что-то меняется, происходит что-то новое, есть мощный стимул создавать, творить, писать. Скучно наблюдать группу неразвивающуюся, поющую несколько десятилетий кряду одни и те же песни, мелькающую одними и теми же физиономиями. Хорошо, когда есть свежая кровь. Появляются новые песни и новые поклонники. При этом наша аудитория растет вместе с нами и постоянно пополняется молодыми и даже юными людьми.

– Чем вы объясните, что ваши песни так долго живут и их знает наизусть несколько поколений?

– Потому что они чистые и простые, подкупают искренностью. Потому что всех достало вранье и цинизм, царящие вокруг. Здорово, что число молодых слушателей увеличивается на наших концертах. Это не просто приятно, это – добрый знак.