У Сукачева совершенно негероическая внешность, что не помешало выпускнику железнодорожного техникума стать одной из самых ярких и харизматичных рок-звезд поколения. А став таковой, он совершил новый неожиданный разворот и стал кинорежиссером.

У Сукачева в багаже уже три полнометражных фильма, и хотя в кинотусовке его не считают своим, сам Гарик связывает творческое будущее с новыми фильмами, а не песнями. Впрочем… Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент.

Например, до конца года Гарик собирался отдохнуть после картины «Дом Солнца» – а вместо этого собрал верных «Неприкасаемых» и устроил энергоемкий концертный тур по России.

До плохого возраста еще не дожил

– Ваш юбилейный концерт назывался «5:0 в мою пользу». В этом есть элемент бравады или действительно «полтинник» – хороший возраст?

– А разве существует плохой возраст? Если да, то я до такого еще не дожил, - говорит "Собеседнику" артист.

– Значит, своей жизнью вы сейчас вполне довольны?

– На то она и жизнь, чтобы не быть ею довольным. Хотя если говорить о моей частной жизни, то ею я удовлетворен – все идет неплохо. Что касается творчества, еще полным-полно неосуществленных планов.

– Что для вас сегодня важнее – кино, семья, музыка?

– Семья. Она была и остается для меня самым важным. А в плане работы – кинопроизводство, пожалуй, последние 15 лет важнее музыки.

– Что собираетесь снимать после долгой работы над «Домом Солнца»?

– Планы есть, но я их не готов озвучивать. Неизвестно, когда смогу начать следующую картину. Это очень высокобюджетный проект, в нынешних условиях его невозможно потянуть, учитывая печальное состояние российского кинематографа.

Кино сейчас не возвращает вложенных в него денег, и у крупных компаний есть гигантские опасения по поводу больших вложений в производство фильмов. Тем не менее потихоньку будем двигаться. На «Дом Солнца» ушло 14 лет…

– То, что эта картина рождалась в колоссальных муках, не отбило у вас желания снимать кино?

– Нет, конечно. Я считаю, что должен этим заниматься.

– Бюджет под ваше имя выбить легче?

– Наоборот. В этой области я считаюсь чужаком, и в России этого не любят. Я же не собираюсь никому доказывать, что я режиссер, по той простой причине, что я действительно режиссер. Зачем доказывать непрофессионалам, что я знаю, что такое нотная грамота?

Вообще кино – забавное искусство. К любым другим видам искусства люди относятся спокойнее: можно не любить какую-то книгу, не слушать какую-то музыку, не понимать в живописи, не отличать шестистопный ямб от пятистопного – это нормально. А кино снимать умеют все! Никто не говорит писателю, что написал бы лучше его, зато каждый готов объяснить режиссеру, как бы снял ту или иную сцену. И это притом что по интеллектуальным вложениям кино является квинт-эссенцией всех искусств.

Сын в Голливуде, а дочка интересуется детством

– Наши рок-музыканты встречались с президентом Медведевым. Вас не позвали?

– Я был в туре, и меня не было в Москве. Если бы позвали, наверно, пошел бы. Мне было бы интересно посидеть с президентом. И вряд ли я бы приготовил для него черную метку.

– В свое время, после тура «Голосуй или проиграешь», с которого вас со скандалом «попросили», ваше отношение к власти изменилось?

– Нет. Но пообщаться с президентом в таком формате, в каком он общался с моими товарищами, – с удовольствием. Я дважды в жизни встречался с Михаилом Горбачевым. Сначала брал у него интервью, а потом мы встретились на телевидении и пообщались уже как знакомые. Для меня это очень ценно. И мне было необыкновенно приятно получить от президента Медведева и его жены телеграмму, в которой они поздравляли меня с днем рождения.

– А неприятные вопросы к власти у вас есть?

– У меня нет ни одного конкретного вопроса. Все они общие.

– А вот как вы, например, относитесь к нашумевшей проблеме Химкинского леса?

– Я живу в Химках, но не могу сказать, до какой степени меня затрагивает эта проблема. Чтобы проехать 13 километров по Ленинградке, у меня каждый день уходит минимум полтора часа. Поэтому мне и тысячам людей, опаздывающим в Шереметьево, очень хотелось бы иметь скоростную трассу. А в другой момент тысячи людей хотят, чтобы березки не вырубали, чтобы воздух был свежий. И я точно такой же. Не знаю ответа на этот вопрос. Поэтому не готов стоять ни с одной из сторон на этих баррикадах. Многие просто сделали себе неплохой пиар на этой теме.

– Мысль эмигрировать из России вас когда-нибудь посещала?

– Раз пятьсот. Бывает, утром встаешь и говоришь себе: блин, надоело, свалю – погода дрянь! А потом рассасывается. Куда я от этих березок? Ностальгия же замучает.

– Ваш сын при этом учится за границей.

– Да, он сейчас в Голливуде. Но Саша – взрослый человек, надо его спрашивать, зачем он тратил три года жизни, чтобы поступить в эту академию. По специальности он режиссер монтажа, но я не могу ответить, чем он будет заниматься. Если здесь будет работа, безусловно, он вернется сюда.

– А дочка чем интересуется?

– Детством – ей шесть лет. Играет. У нее очень много игрушек. Весной ей будет семь лет, а осенью – в школу.

Называйте группу как хотите

– А что же все-таки у вас с музыкой? Новые песни готовите?

– Не-а.

– Почему?

– Честно говоря, неинтересно. Нет острого желания садиться в студию и заставлять себя что-то придумывать. Не хочется. В моем возрасте от меня и от моих сверстников уже никто не ждет нового репертуара.

– Сверстники тем временем регулярно что-то новое выдают…

– В любом случае на их концерты люди идут послушать свои любимые старые песни. Пара новых слушается из вежливости.

– Значит, все гениальные песни уже написаны?

– У-у, ответа нет. А что, есть гениальные? Скажите, какая, мне будет приятно (смеется).

– «Напои меня водой», например.

– Спасибо на добром слове. Но разве возможно предположить, напишется что-то еще или нет? Повторю классика: не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. Рукописи есть, если что.

– Почему на афишах пишут «Гарик Сукачев» и практически не упоминают «Неприкасаемых»? Такое ощущение, что проект закрыт.

– Как закрыт, если у нас постоянно концерты в Москве и туры по стране? Группа распускается только на то время, когда у меня идут съемки кино. Все остальное время коллектив работает.

– «Неприкасаемые» начинались как русская супергруппа, но постепенно превратились в сопровождающий состав… Не обидно, что такая идея не была реализована?

– Мне обидно, что 13 лет в могиле лежит Анатолий Крупнов. Потом умер саксофонист Лёша Ермолин, потом барабанщик Саша Косорунин. Мне обидно, я люблю своих ребят… Дальше на их место приходили другие. Я сто лет уже отвечаю на эти вопросы. Можно переназвать группу. Называйте ее как хотите, это уже совершенно неважно.

Алкоголь для меня – бич

– Что в вас осталось от тушинского парня из простой семьи?

– Ничего. Да и не был я никогда простым тушинским парнем, это же легенда такая. На самом деле я всегда был продвинутым, учился в хорошей тушинской школе, в 819-й. Кроме меня, ее закончили руководитель «Театра Луны» Сергей Проханов, барабанщик группы «Аракс» Анатолий Абрамов. Отец очень не хотел, чтобы я был простым парнем, и с моих ранних лет прилагал к этому нечеловеческие усилия – я-то, как все дети, как раз мечтал быть простым, а он меня приучал к музыке, спорту и так далее. Я типичный разночинец: мой отец был известным инженером, мама – поваром, а родной брат мамы, дядя Боря, который давно скончался, был директором завода «Красный треугольник» в Питере.

– А сейчас вы причисляете себя к буржуазии?

– Ни к кому я себя не причисляю, я сам по себе. Я прохожий.

– Насколько для вас важны материальные блага?

– Важны. Приятно покупать себе те вещи, которые хочешь.

– Приходилось ли сталкиваться с нелюбимой работой?

– Да. До 1988 года я ходил на работу, которую ненавидел. Рок-н-ролл в моей жизни начался раньше, но быть музыкантом разрешили только после 88-го. Даже на корпоративах я играю с удовольствием и очень их люблю.

– Вам комфортно в амплуа публичного человека?

– Не чувствую неудобств, да в мою жизнь особо никто и не лезет. Каждый публичный человек время от времени читает о себе какие-то нелепости, но к этому можно привыкнуть. Людям интересно посмотреть на известную персону – пусть смотрят, мне это не мешает. Когда я был маленьким, я увидел близко Андрея Миронова и, конечно, вытаращился на него...

Я хожу по улицам, покупаю сигареты в обычных магазинах – никто за рукав не хватает. Я не стал «рублевской элитой». Если бы ездил на «Роллс-Ройсе», с охраной и в стразах, наверно, было бы сложнее. Когда люди меня узнают, это приятно. И если представить себе ситуацию, когда любой артист (например я) выходит на улицу и на него ни одна собака не обращает внимания – мы же повесимся (смеется).

– С какими вредными привычками вы боретесь, а какими наслаждаетесь?

– Я не наслаждаюсь курением, но оно мне помогает. Я очень много пью кофе. Когда работаю, не могу обходиться без сигарет и гекалитров кофе. Когда не работаю, курю меньше. Победил ли я алкоголь? Мне кажется, я его побеждаю всю жизнь. В какой-то момент осознал, что с молодого возраста борюсь с алкоголем и при этом не спился. В этом смысле у меня дурная кровь: алкоголь для меня – бич, и я рад, что все лучше умею справляться с этим пороком.

Люблю лежать и плевать в потолок

– Представляете себя на сцене в 60?

– Представляю. Дай Бог устроить юбилейный концерт, почему нет?

– В работе вы – тиран? Сложно с вами работать музыкантам, менеджменту?

– С музыкантами – нет, не тиран. Мы столько лет провели вместе, что же я буду давать начальника? По складу я человек авторитарный, но от музыкантов требую только одного: чтобы они играли очень здорово и выкладывались так же, как я. Мое счастье, что всю жизнь играю с потрясающими музыкантами.

С администрацией немного другие отношения: приходится ежедневно решать деловые, финансовые вопросы и контролировать работу менеджмента. Музыканты в это не вникают, их дело – хорошо заниматься своей профессией.

– Вам не хотелось отдать финансовые вопросы в ведение продюсера и сосредоточиться на творчестве?

– Не вижу здесь какого-то раздвоения. Я всю жизнь этим занимался сам, и это нормально. Дело в том, что я очень рано стал начальником – в 22 года был заместителем начальника отдела.

– Есть какие-то моменты, о которых вы вспоминаете с ностальгией?

– Только что-то, касающееся взросления моих детей, и что-то из своего детства. Вообще русские склонны идеализировать прошедшее время. Меня раньше это сильно бесило, но теперь я с этим смирился. Мне в сегодняшнем времени интереснее.

– Вы боитесь старости?

– Старости – нет, но боюсь болезней в старости и немощи. А такая благородная старость, как у Петра Ефимовича Тодоровского, – это просто мечта. Очень хотелось бы до старости любить свое дело, заниматься им, как Тодоровский или мой учитель Александр Митта. Они прекрасны в своем возрасте, хочется быть на них похожим. Но от нас тут совсем ничего не зависит.
 

ЗВОНОК ДРУГУ

Сергей Галанин: Он – настоящий эстет

– Помню еще по «Бригаде С», от Гарика всегда перед концертом звучала фраза: «Ну что, друзья, как на дзот врага!» То есть в бой, как в последний раз. Возможно, он и сейчас так настраивает своих музыкантов. Мы часто в последнее время выступаем на совместных концертах, и я замечаю, что он заводит себя, как боксер перед поединком. По глазам видно, что внутри идет настрой на победу.

Многие до сих пор думают, что он выходит пьяным на сцену. За долгие годы общения это случалось, может быть, несколько раз. А в основном это такой образ. Гарик – из обоймы таких артистов, как Том Уэйтс. Очень свободный на сцене и очень «свой». И в этом псевдопьяном образе есть какая-то отрешенность.

Я давным-давно заметил, что он обладает отменным вкусом. В том, как одеться, как сделать аранжировку к песне, как выбрать машину. У него есть ощущение красоты. Специфической, своей, но красоты. И это притом что внешне он многим кажется неказистым. Но его неказистость – это такая ловушка. Гарик никогда не был простачком, он – эстет. Настоящий эстет, а не гламурный.