На самом деле в Дмитрии Маликове прекрасно уживаются два музыканта – исполнитель легких популярных песен о любви и пианист с консерваторским образованием. Сейчас Дмитрий работает над новой программой с уклоном в классику, но не забывает и об эстрадной карьере.

– Дмитрий, не возникает внутреннего конфликта между певцом и пианистом?

– Возможно, с годами он будет усиливаться, но я найду новые формы для своего песенного творчества, - говорит «Новым известиям» музыкант. - Я взрослею, беру более серьезные темы, думаю о более проникновенных стихах, в песнях становится больше смысла. Это сбалансирует ситуацию.

– Работа в поп-жанре позволяет обеспечить комфортную жизнь или это искреннее выражение какой-то части вашей натуры?

– Невозможно заниматься творческой работой, не любя ее. Просто не получится. Продюсерские проекты быстро пропадают из вида, если у исполнителя нет таланта. Цель продюсерского проекта – отбить вложенные средства и заработать. В моем случае это форма моей жизни. Безусловно, я экономически независимый человек, живу нормальной полноценной жизнью. Я не суперсостоятелен, но обеспечиваю свою семью и даю работу большому количеству людей. И при этом занимаюсь любимым делом. В песенном жанре очень большая конкуренция, и публику всегда привлекают новые свежие лица. Устоявшимся артистам сложнее удивлять, поэтому многие начинают зарабатывать на эксплуатации старых хитов, а с творчеством фактически заканчивают. Я бы не хотел становиться ретромузыкантом, хотя по количеству лет на сцене им вроде бы как уже являюсь. Но я рано начал, мне 40 лет и есть куда двигаться. Синтетический жанр на стыке классики и поп-музыки, который у меня начал выкристаллизовываться, невозможен без западной составляющей: производство, продакшн… Популярность такой музыки в России пока ограничена.

– Кстати, почему премьера вашего нового проекта Symphonic Mania в конце прошлого года состоялась во Франции, а не у нас?

– У меня давно было желание вывести классическую музыку в большие современные залы, но у нас в стране таких залов мало, концерты проходят все больше во дворцах спорта, а в Европе много подходящих концертных площадок. В России же предпочитают ледовые шоу, и я, кстати, не исключаю, что приму в них участие в качестве композитора: есть предложение сделать программу, где моя музыка станет основой ледового представления, – она для этого вполне кинематографична и визуальна. Что касается программы Symphonic Mania, ее форма была найдена специально для европейского зрителя: классическая музыка исполняется без обработок, лишь с небольшими купюрами, это сопровождается балетом, специальным видеорядом, светом… В Европе есть спрос на такую форму, но надеюсь, что в этом году удастся показать шоу и в России.

– В этом шоу вы не только играете на фортепиано, но и дирижируете…

– Я хорошо понимаю солистов-виртуозов, которые в определенный момент берутся за дирижерскую палочку. Спиваков, Башмет, Ашкенази – выдающиеся музыканты, но творческое руководство оркестром дает невероятное ощущение энергии и мощи. У меня пока нет гиперамбиций в этой области, потому что я не все сказал как пианист и композитор. У меня в доме появился новый Stainway, и я летом сочинил много музыки, только из-за подготовки к концертам никак не успеваю ее записать. Дирижирование мне очень нравится, это сложный отдельный вид искусства, которым надо серьезно заниматься. Я беру уроки, посмотрим, к чему это приведет.

– А такие проекты, как ваша Pianомания, убыточны?

– Это окупается в двух случаях: если поддерживается спонсорами или востребовано в других странах. В России я столкнулся с тем, что зрители в других городах не очень понимали, на что пришли: у меня создалось ощущение, что они шли на песни Дмитрия Маликова, а к двухчасовой инструментальной программе были не вполне готовы. Сейчас я езжу по стране с концертами под названием «Проникая в сердце», где исполняю лучшие песни за 20 лет, а треть программы отдано инструментальной музыке. И эта форма очень хорошо принимается: если бы я только пел, это было бы скучно, а если бы только играл – неполноценно.

– Наверное, проблема в том, что большинство поклонников воспринимает вас как поп-певца?

– Это является проблемой для продвижения моей инструментальной музыки. Для меня же это – естественно. Я горжусь тем, что у меня такая армия поклонников.

– Обозреватели классической музыки отличаются чрезвычайной строгостью – у них и Спиваков посредственный дирижер, хотя выдающийся скрипач. Вы на себе ощущаете их пристальный критический взгляд?

– Пока не ощущаю, потому что мой жанр не предполагает наличие серьезного интереса со стороны специалистов в классической музыке. Они же не оценивают, например, Ванессу-Мэй. Тем не менее для меня сейчас очень важно войти в фортепианную форму, которая позволит мне достойно представить русскую классическую школу и выдержать внимание в том числе и критиков. Хотя они априори негативно относятся к подобному синтезу, потому что они за чистоту жанра: консерватория и отсутствие внешних эффектов.

– Не хотите ли что-нибудь сделать со своим насквозь положительным, романтическим имиджем?

– В песенном творчестве это должно произойти само по себе с появлением более взрослых произведений. Я иду в сторону вот того человека, который там на фотографии с сигарой стоит (показывает на фото Брайана Ферри. – «НИ»). Это мужчина, который открыто смотрит на мир и не заигрывает с публикой: он в душе романтик, но это не проявляется в слащавых пошлых формах.

– С вашим именем не связывают никаких скандалов – никто ничего не накопал. Хорошо скрываете?

– Я не даю «желтой прессе» поводов. Я не идеальный человек, но этим изданиям, похоже, не очень интересен в качестве персонажа и объекта для расследований.


– Звезды не ездят в метро, но с появлением Интернета становятся ближе к народу. С помощью твиттера и фейсбука поклонники могут установить прямую связь со своим кумиром …

– Я сам пишу в твиттер и веду блог. Сбывается пророчество Энди Уорхола, что в ХХI веке каждый будет знаменит 15 минут. Время гиперзвезд прошло – популярные исполнители должны быть ближе к своей аудитории. Технологии двигают нас к этому, меняются формы доставки музыки. Я считаю, что за Интернетом будущее, и хочу активно использовать его для продвижения. Успех артиста во многом будет зависеть от того, есть ли у него обширная фэн-база в Сети, а обычные средства информации и рекламы будут дробиться и эту прямую связь между артистом и аудиторией установить уже не смогут. Уже сейчас есть концерты, организованные по запросу группы поклонников «Вконтакте» или в фейсбуке: зрители гарантируют, что соберут тысячный зал, промоутеры привозят им артиста – музыкант и фэны счастливы, а организаторы экономят на рекламе.

– То есть сказочный шоу-бизнес, в котором звезды позируют на фоне своих дворцов, отмирает?

– Мне кажется, да. Мне самому интереснее в твиттере не пустить кому-то пыль в глаза, а поделиться впечатлениями о жизни, которые, к счастью, интересны еще многим людям. Недавно я опубликовал там фотографию горящего скрипичного ключа. Может, это прозвучало чуть высокопарно, но я написал, что это мое сегодняшнее состояние. Меня просто распирает от творческих задач. Я считаю, что шоу-бизнес уже меняется, поп-музыка переживает большой кризисный момент, и на первый план выходят песни с содержанием, которое волнует людей. Я хочу тоже быть актуальным в этом отношении, поэтому ищу слова. Мне интереснее показывать свои проекты, а на участие в телевизионных проектах я соглашаюсь, только если это не идет в разрез с моими принципами. Я не люблю, когда артисты начинают заниматься не своим делом. Это интересно публике и телевидению, но лично мне не интересно. Лучше я напишу музыку для фигурного катания или для кино, чем сам пойду кататься. Видимо, я по духу не лицедей, а создатель музыкального контента. На телевидение, конечно, чаще приглашают со старыми хитами, но мы бьемся, чтобы показать и новые вещи.

– Должен ли артист выражать свою гражданскую позицию?

– Каждый решает сам. Если есть гражданская позиция, то надо ее выражать. У меня, если честно, не часто спрашивают про Химкинский лес – видимо, воспринимают в первую очередь как лирического певца, далекого от политики. Я не могу сказать, что я далек или близок к политике, но как любой нормальный человек, читаю Интернет, новости, переживаю, расстраиваюсь. Вот сегодня я прочитал статью о проблеме занятости населения в маленьких городах. Меня это взволновало: есть реальная угроза, что безработица будет расти. Наша власть пытается обратить внимание на инновации, потому что рано или поздно нефть либо закончится, либо упадет в цене. Билл Гейтс тратит миллиарды на разработку нового топлива и рано или поздно что-то придумает, чтобы не зависеть от нефти. Я не думаю, что у нас много времени, максимум двадцать лет. А что дальше? У нас огромная страна и население, которое не очень образованно, не очень любит работать, и как оно будет кормить себя без нефти? Я не могу об этом не тревожиться, это моя страна.

– Разговоры про инновации и модернизацию, на ваш взгляд, – это не только лозунги?

– Думаю, у власти есть реальное желание это осуществить, потому что другого выхода нет. Но как сделать из «Сколкова» отдельное государство в государстве, чтобы там не действовали законы коррупции и бандитизма? Получится ли – не знаю, но дай Бог. Иначе большинство способных людей уедут из России. Хотя в мире тоже ситуация непростая.

– В предвыборных концертах вас не зовут участвовать?

– Несколько лет назад на Украине выступал в поддержку христианской партии мэра Киева Черновецкого, которого, кстати, уже сняли. А здесь такое было очень давно, еще во времена партии «Наш дом – Россия».

– Вы много гастролируете. Замечаете какие-то изменения в облике городов, в настроении людей?

– Мне кажется, сейчас в жизни людей есть хрупкий баланс, который очень легко нарушить. В каждом городе есть приличные места, хорошие гостиницы, рестораны. По сравнению с началом 1990-х, когда есть было нечего, и в ресторане, кроме подгорелой котлеты по-киевски, ничего не предлагали, изменения к лучшему налицо. Мне, например, очень понравился Екатеринбург: город очень хорошо выглядит, а гостиница там – вообще одна из лучших, которые я видел в мире. Но зарплаты, конечно, у людей маленькие, и есть города, где ситуация совсем печальная – Барнаул, Томск. Людям трудно, не шикуют. Но на самом деле людям трудно было всегда и по большому счету в любой стране.

– Вы никогда не задумывались о том, чтобы уехать из России?

– Нет, у меня нет за границей никакой недвижимости. Я арендую на лето домик в Италии, потому что там тепло, море и это нравится моей семье. Я верю в Россию и в предсказания, что даже в случае конца света в районе Урала земля будет стоять. Я русский человек, я родился в Москве, меня здесь любят. Мне хочется быть артистом, которого знают во всем мире, но это не является главной целью. Если моя инструментальная музыка станет популярной везде, мне, наверно, придется проводить больше времени на Западе, но это не будет эмиграцией. Те же Спиваков, Башмет, Гергиев, Темирканов много работают за рубежом и живут большей частью в самолетах. Я не такой активный трудоголик, потому что я еще и сочиняю, а для этого нужны концентрация и покой, который есть дома. К тому же благодаря Интернету границы стираются. Чтобы предложить свою музыку, достаточно отправить ссылку на свой клип или трек. Это дает огромные возможности.

– Дмитрий, а свою дочку учите музыке?

– Стефания не большой фанат фортепиано, ей больше нравятся танцы и рисование. Пытаемся воспитать ее хорошим человеком, а все остальное приложится. Мой отец Юрий Федорович целенаправленно делал из меня музыканта, чему я в детстве порой сопротивлялся, но потом втянулся и сказал ему спасибо. Мы тоже пытаемся заставлять Стешу играть, но бесполезно – она очень сильная личность.

– Есть ли у вас какой-то стратегический план развития вашей карьеры или все происходит спонтанно?

– Если честно, на самом деле все идет, как идет. Когда меня спрашивают, чего я хочу добиться к 50 годам, не приходит ничего в голову, кроме как получить «Грэмми» за музыку к какому-нибудь фильму. В принципе мое тщеславие как артиста удовлетворено, а загадывать что-то на будущее трудно и даже опасно. Нужно честно работать и стараться оставить после себя хороший след.