Если "Машину времени" сравнивать с четверкой мушкетеров, Кутиков — это Атос. Благородный граф де ла Фер. Усы, гитара — все при нем. Немногословный, ироничный. Конкретный. После каждой фразы — жирная точка. С этим, как говорится, не поспоришь — уверен в собственной правоте.
Хозяин своей судьбы, невольник чести. А значит, говорить правду в глаза и наказывать подлецов — дело принципа. Он давал себе слово не сходить с пути прямого — на том и стоит. Может, потому и остался №2. Но этот "машинист", похоже, и не старался бежать впереди паровоза. Ни в бурной молодости, ни сейчас — в солидные 55.
— Александр, поправьте, если что не так: Кутиков — это легендарный музыкант,
лучший саунд-продюсер Москвы, преуспевающий
бизнесмен…
— Сказал бы по-другому: Александр
Кутиков — человек, которому нравится то, что он делает. Всё, вполне
достаточно, - рассказывает Александр "МК". - Тем более если сравнивать себя с Моцартом, Бетховеном, Рахманиновым
— то в лучшем случае я написал пару нот
талантливых…
— Скромненько, но со вкусом.
Это я про сравнение себя с великими.
— А
если и сравнивать себя, то только с великими. Тогда ты точно будешь знать свое
место. Не надо себя унижать. Но и задаваться тоже не стоит. А то у нас куда ни
плюнь — сплошь гении. Как минимум. А на самом деле достаточно вспомнить школьный
курс: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Включаешь телевизор —
иной раз плеваться хочется…
— Вот не
брюзжание ли сейчас было возрастное? Вам разве не хочется отметить 55 с пафосом
и шиком, чтобы первые лица произносили здравицы, говорили, какой вы
замечательный и талантливый?
— Я свои дни
рождения, как правило, отмечаю в довольно узком кругу. И никогда из личных
праздников не устраиваю общественные мероприятия. А также пиар-акции… Вечером
сядем за стол — с теми людьми, которых я люблю. Их будет
немного.
— С вами тяжело
дружить?
— Тяжело. Ну я зануда. У меня
слишком много претензий к себе, к миру. Я очень хорошо осознаю свои слабости. Но
так же хорошо вижу и слабости других. И в силу достаточно мощного темперамента,
который я скрываю, близким людям и друзьям иногда очень сильно достается. Из-за
того, что позволяю себе говорить не то, что нужно, а то, что есть на самом деле.
И, как правило, очень редко ошибаюсь.
—
Значит, лестью вас не купишь?
— Она меня
раздражает и обижает. Потому что: ну как же так, почему меня считают таким
глупым и недалеким человеком? Неужели те, кто льстит, полагают, что меня вот
этим можно купить?
— Чем же
тогда?
— Искренностью,
честностью…
— Правильные слова. Которым,
увы, обычно не веришь.
— А я всегда был
правильным мальчиком. Если я дрался, то дрался за справедливость. И если,
скажем, пошла кровь или упал человек, я его ногами не
бил…
— Ваш кодекс
чести?
— Честь — это самое важное, что есть
у мужчины. О женщинах сейчас не буду говорить, это отдельная тема. Потому что
для меня честь женщины — просто святость в определенном смысле. Если современные
девушки это плохо понимают, ссылаясь на то, что жизнь другая, я могу это
принять. Но повешу всех чертей на современных мужчин. Потому что у них не
хватает чести и совести, и они заставляют не только себя жить бессовестно и
бесчестно, но и своих женщин.
— Слушайте, да
вы прирожденный дуэлянт. И в XIX веке, боюсь, прожили бы недолго. Давайте
пофантазируем: за что могли бы вызвать
человека?
— Ну-у, за многое. За подлость,
конечно. По отношению к себе, к своим близким, к
друзьям.
— И был момент, когда честь задели
настолько, что хоть стреляйся?
— Да. Когда
я ухаживал за своей будущей женой, поначалу ее родители относились ко мне
чрезвычайно плохо. И я попросил своего приятеля, близкого очень, осуществлять
между нами контакт: он звонил Кате, был вроде как посредником между нами. В
итоге закончилось тем, что он сделал ей предложение. Когда я об этом узнал,
конечно же, соответствующим образом
отреагировал.
— Ваш друг долго лежал в
больнице?
— Нет, бить я не стал. Я его убил
морально. Словами. Дуэли ведь тоже разные бывают. Легче всего набить морду, тем
более что в юности я занимался боксом, имел некие достижения. Не проблема. Для
меня этот человек просто перестал существовать. Уже 24
года…
— Злопамятный вы,
однако.
— Я очень люблю свою жену. А меня
пытались лишить моей половины. И пытался один из самых близких
друзей.
— А убить человека могли
бы?
— Зарекаться не стоит — может быть,
сгоряча, в сердцах… Вообще, не мною жизнь дана, не мною будет отобрана. Во всем
есть божественный промысел.
— Вопрос риторический, и все же: "битлы" или "роллинги", Маккартни или
Леннон?
— В детстве, конечно, я был
поклонником "Битлз". Хотя со временем понял, что "роллинги" не менее великая
группа, просто величие ее чуть-чуть в другом. А вот Леннон или Маккартни — не
скажу. И Харрисон, и Ринго, и Леннон, и Маккартни. Каждый из них был
богом.
— Просто недавно вы назвали Маккартни
жлобом...
— Я не называл Маккартни жлобом,
я сказал, что некие его поступки отдают жлобством. Он же из простой семьи,
простой парень. Талантливый очень. Богатый. Опять же благодаря своему таланту.
Но он же не изменился: как был ливерпульским мальчишкой, таким и остался, хоть
получил и сэра, и пэра. Поэтому некоторые поступки его — они такие немножко
жлобские. От того молодого ливерпульца, не слишком хорошо воспитанного. А как
еще назвать? Выяснять отношения со своим умершим уже другом — кто первый
значится в авторстве песен? Это надо делать, когда все на этом свете. А теперь
чего же заниматься такой глупостью — в тот момент, когда тебе мужчина не может
ответить? Вот в этом, на мой взгляд, есть элемент
жлобства.
— Как думаете, кто-то из фанов
"Машины" может сказать, что Кутиков жлоб?
—
Конечно. Зная хорошо себя, зная свои недостатки, я допускаю, что то, что я
говорю, что я делаю, как я говорю, как поступаю, может нравиться далеко не всем.
Но в общем-то я стараюсь жить так, чтобы не сказали: вон он, жлоб,
пошел.
— Но правда-матка-то лезет, ее куда
девать?
— Лезет. Но за это жлобом не
назовут — обычно тогда начинают тявкать о том, что у меня нет образования. Я
слушаю-слушаю, а потом говорю: вот когда напишете "Поворот", "Скачки", "За тех,
кто в море", "Музыка под снегом", со всем вашим образованием, — приходите ко
мне, я найду вам работу. Но на самом деле это надо очень постараться, чтобы
услышать подобные слова.
— Ваши отношения с
Макаревичем больше напоминают Леннона—Маккартни или
Моцарта—Сальери?
— Не Леннон-Маккартни и уж
тем более не Сальери-Моцарт. Я ему не завидую, он мне тоже. Я его очень уважаю
как человека, знаю всю его жизнь, потому что мы вместе уже 37 лет. Знаю, когда
ему было тяжело, почему было тяжело…
—
Можете назвать его гением?
— Нет. Он очень
талантливый человек.
— Не
обидится?
— Думаю, нет. Андрей уж точно —
человек, который не лишен умения
анализировать.
— Тем не менее для
матери-истории Макаревич все-таки первый, а вы —
второй.
— Правильно, носитель идеи всегда
будет первым. Но, скажем, Иоанн
Креститель — он же первее Иисуса Христа? И что?.. А потом, даже если я
останусь №3, меня это вполне устроит. Бился-то не за это, не за строчку в
энциклопедии. А за то, чтобы каждый день в своей жизни чувствовать радость от
того, что просто живешь.
— В чем вы разные с
Макаревичем?
— Ну он, скажем, седой, а я
еще нет… На самом деле он очень организованный, он подробно анализирует каждое
свое действие. Я думаю, мало поступков в жизни Андрюшка совершил, предварительно
не продумав все до деталей. Я не такой. Несмотря на все мои достаточно глубокие
копания в самом себе. Я ленивый очень. Полежать люблю, подумать, почитать. Люблю
бесцельно ездить на машине. Просто так, не имея никакого маршрута. Телефон могу
выключить на несколько дней. Андрюшка бесится иногда, говорит: вот я тебе
завидую, как ты можешь так взять и отключить
телефон?..
— Ну да, он же человек
публичный.
— Я ему и говорю: я не
общественный деятель…
— Из-за чего вы можете
разругаться вдрызг? Помните самую серьезную
ссору?
— Из-за музыки поругаться можем
запросто. Во взглядах на жизнь у нас противоречий нет, а вот по музыке мы
здорово бодались и бодаться продолжаем. Ссора?.. Это даже не ссора, а был момент
один, который, скажем, меня обидел. Когда ребята решили со мной расстаться, и я
вынужден был первый раз уйти из "Машины времени". Они посчитали, что могут
играть с музыкантами, которые намного лучше, чем я. В итоге их обокрали, в итоге
все разбежались. Прошло три месяца, и все вернулось на круги
своя.
— Можно было очень сильно на самом
деле обидеться на Макаревича.
— Можно было.
Но я понимал, что они допустили ошибку. Ну а если ты понимаешь, что твои друзья
допускают ошибку, и что же теперь? Наверняка же что-то изменится, они должны
понять, что это ошибка. Они это поняли. Спустя три
месяца.
— Сколько раз вы уходили из
"Машины"?
— Три раза. Уходил работать в
Тульскую филармонию, когда пригласили на профессиональную сцену. Мы с Макаром
поговорили тогда, он сказал: ты понимаешь, что обратно вернуться не сможешь? Я
говорю: да, конечно. Потом играл в "Високосном лете". А в 79-м году пришел
обратно к Макару и привел с собой всех
музыкантов.
— Почему же "Машина" до сих пор
не развалилась, у вас есть объяснение?
—
Чаще всего группы разваливаются по глупости: из-за денег, из-за амбиций
участников. А амбиции обычно подогреваются даже не самим человеком, а его
окружением. Родственники, жены тебе говорят, что ты великий, ты гений. И если ты
не умеешь фильтровать этот базар, а это действительно базар, то ты обречен. У
нас, наверное, все фильтруют.
— Сейчас фамилия Кутиков — это бренд. Но ведь все могло сложиться
иначе, и вы стали бы Александром Петуховым… (Отец музыканта, футболист
московского "Спартака" Виктор Петухов, ушел из семьи. )
— Вполне. Но я Александр Кутиков.
Слава богу.
— Даже
так?
— Да, я очень уважаю всех своих
родственников. Но к родственникам по материнской линии испытываю особый
пиетет.
— Ваш дедушка был высокопоставленным
чиновником, вы учились в престижной школе. Получается, были
мальчиком-мажором?
— Нет, это вообще не
так. Мой дедушка потерял свою должность, когда я был еще совсем маленьким. А
громадную 4-комнатную квартиру на Патриарших прудах разменяли после того, как в
возрасте 54 лет он ушел из семьи. И я, мальчик, у которого были няньки, попал в
коммунальную квартиру, где кроме нас жили еще 6 семей. Дальше жизнь у меня пошла
совсем не мажорная.
— То, что росли без
отца, как-то сказалось?
— Да, я стал больше
уважать женщин. Вообще, считаю, мир держится на женщинах, а не на мужчинах. Это
мужское заблуждение, что мир этот — мужской. Не-а, на самом деле он
женский.
— Почему-то принято считать, что
без мужского воспитания вырастают безвольными
неженками.
— Я такой был. Но только еще
улица была. Не такая, как сейчас.
— И вы
пошли в бокс. Чтобы уметь защищаться или
бить?
— Уметь защищаться — это значит уметь
бить. И я был талантливым боксером, драк провел очень много. По правде говоря, и
сам был ершистым мальчиком. Небольшого роста, достаточно щупленького
телосложения. Маленьким всегда доставалось больше. И хорошего, и плохого. Так
что если есть во мне какой-то стержень, то это из детства. Но еще надо сказать,
что вообще-то женщины воспитывают в мужчине мужчину, а не
мужчины.
— Я прочитал, вы не любите
гомосексуалистов. Это правда?
— Да, я не
люблю гомосексуалистов.
— Почему? Что они
вам плохого сделали?
— Мне кажется, это
противоестественно. Как мужчине кажется. Более того, как человек верующий, я не
могу их любить. Для меня конструкция мира и его перспектива находятся в
плоскости религиозно-теологической. А такие отношения противоречат любой
религии. С моей точки зрения, это беда, горе тех
людей.
— Можете назвать себя
гомофобом?
— Просто сторонник традиционных
отношений. Между мужчиной и женщиной. Правильной ориентации. С моей точки зрения
— правильной. Но у меня есть больше оснований считать, что я прав. Ведь даже тот
человек, который сориентирован сексуально не так, как я, был рожден, между
прочим, традиционным способом.
— Судя по
шоу-бизнесу, сейчас не скажешь, кто меньшинство, кто большинство. И что остается
вам — только скрипеть зубами?
— А я так
даже скажу. Если в свое время было достаточно людей нетрадиционной ориентации,
которые в искусстве сделали очень много, то сейчас гомосексуалисты, считаю,
тормозят искусство. Они гордятся не тем. Не тем, "что я сделал", а тем, "какой
я". Естественно, это вызывает раздражение. А у меня еще и неприятие. Так и
хочется сказать: не тем гордишься-то, друг дорогой, не тем. Это не есть
достоинство. Может, это не недостаток, с твоей точки зрения. Но ведь не зря это
веками, тысячелетиями скрывали.
— Что и
сказать, толерантность не ваш конек. В своей семье столь же
суровы?
— Стараюсь быть ласковым и добрым.
Не всегда, правда, получается — все-таки я достаточно тяжелый
человек.
— Что о жене
скажете?
— Скажу то, что все положительные
изменения, которые происходили во мне за последние двадцать с лишним лет, —
исключительно ее заслуга. Она по специальности художник-постановщик: училась в
мхатовском училище, работала в Вахтанговском театре, преподавала в институте
культуры. Потом, когда дочка подросла, жена совершенно неожиданно решила
поменять специальность. Поступила в архитектурный на факультет ландшафтного
дизайна, параллельно закончила японскую академию школы согэцу. Сдала экзамен,
получила имя японское и теперь имеет право открывать школы по всему
миру.
— Дочке за что может от вас
достаться?
— Только за то, что плохо
учится.
— Не позавидуешь жениху ее будущему.
С таким-то тестем…
— Если он будет любить
мою дочь и я буду видеть, что это искренне… Моя дочь для меня ведь всегда моя
дочь. А мужчина, с которым она живет — муж или товарищ, — будет всего лишь мужем
и товарищем. Я знаю жизнь достаточно хорошо. Меня очень тяжело обмануть. К тем
ребятам, с которыми она общается сейчас, я отношусь спокойно. Главное, чтобы ее
не обманывали, не унижали ее чувство собственного достоинства, ее интеллект… Вот
вы задавали вопрос: мог бы я убить человека? Если кто-то оскорбит мою дочь,
унизит. И тот человек будет заслуживать того. То да, он это получит. Не
заржавеет… И не засахарится