Несмотря на нехватку времени Дима Билан нашел время для интервью, согласившись утолить любопытство читателей и подробнее рассказать об ощущениях от "ласк" Майкла Джексона и о своих творческих планах, которые обещают новые сенсации.
— Дима, Майкл Джексон — человек-легенда (к счастью, еще живая) — слушал твою
песню, аж присев на корточки. Не приплющило от такой сюрреалистической
картинки?
— Что можно чувствовать, видя человека, музыку которого слушала
и слушает уже больше 20 лет вся планета Земля, когда он сидит перед тобой на
корточках и слушает — внимательно слушает! — твое собственное пение… Я не знаю,
как описать это чувство, - рассказывает Дима "МК". - Но то, что это ощущение было совершенно не похоже на
все, что мне приходилось переживать прежде, совершенно очевидно. Возможно, это и
впрямь из области сюрреализма. Я помню, как мальчишкой в какие-то мохнатые 90-е
мечтал попасть в Москву, чтобы посмотреть концерт Майкла, когда он приезжал сюда
с гастролями. Увидеть хоть краешком глаза. Об этом же помимо меня мечтали
миллионы людей во всем мире. Я рос в том числе и на его музыке… За последние два
года я увидел достаточно много, был на разных мероприятиях, и там, и здесь, и в
Европе, и в Америке, и на "Евровидении", и на World Music Awards, встречался с
известными и знаменитыми людьми, музыкантами, так что могу теперь многое с чем
сравнивать, анализировать и не впадать по любому поводу в состояние восторга. Но
даже теперь Майкл Джексон для меня — как инопланетянин. При взгляде на него
просто меняется мировоззрение. С одной стороны, ты видишь, что он несчастен. С
другой стороны, понимаешь, насколько он велик, и с этим величием он каждый день
живет, деля его в себе с этой личностной драмой, вроде бы и скрытой, но в то же
время и очевидной. Он улыбается, он мягок, обходителен в общении, на все
реагирует, словно удивленный ребенок. Даже на мелочи какие-то. Но это — не игра,
а совершенно естественное состояние. В то же время — эта печать какой-то
вселенской грусти на лице, даже если он улыбается. Смотришь на все это,
пытаешься понять, что у него в голове, и вот здесь у самого начинается какой-то
слом в сознании.
— В общем, снесло крышу?
— Ну, я уже родился со
снесенной крышей. Хи-хи. Но ощущение легкой нереальности было. Особенно когда
все это происходило в совершенно, как говорится, неформальной обстановке, на
сверхзакрытом приеме, где было около 150 самых избранных гостей со всего мира.
Майкл там не пел, а просто был как гость. Немного смешно передвигался —
чуть-чуть бочком, слегка приседая. Чем-то это смахивало на привидение из
мультика "Каспер и друзья"... Это действительно событие — познакомиться с
Майклом. Ведь он очень закрытый человек. Помнишь, в ноябре на World Music Awards
в Лондоне он был единственный, кому было разрешено подъезжать вплотную к сцене
на личном лимузине, хотя это была крытая арена? Кольцо охраны. Даже организаторы
не могли договориться тогда, чтобы с ним сфотографироваться. А тут было все
запросто, почти по-свойски.
— И о чем вы с ним болтали?
— Ну,
нельзя сказать "болтали". Он сказал, что ему понравилась моя песня, а я сказал,
как его до сих пор любят у нас в стране, вспоминают его грандиозные гастроли в
Москве…
— Ты уверен, что когда он протянул это "so nice!", погладив тебя
по щеке, то хвалил твою песню, а не красоту, так сказать, неземную? Может, ты
ему просто приглянулся — свеженький, молоденький… Почти ребенок.
— Не
знаю, он просто так поздоровался — не рукопожатием, а по щеке ладонью провел. И
я думаю, что "so nice" он сказал, имея в виду все вместе. Ведь это можно с
разными нюансами перевести — не только "какая красота", как настаиваешь ты в
своем вольном переводе, но и "хорошо", "здорово"…
— А это правда, что у
него уже накладной нос?
— На самом деле он выглядит гораздо лучше, чем мы
думаем. Он — живой человек, абсолютно настоящий, не мумия. Очень располагает к
общению. Немного ниже меня ростом. Только цвет лица у него крайне отличается от
всех остальных людей — он очень белый. А съемных панелей на носу я не заметил.
— Мне кажется, Джексон так расчувствовался, потому что твоя "Number One
Fan" не то что по стилю, скорее по настроению чем-то близка его собственным
песням...
— Да, удивительно, но даже в Нью-Йорке люди, которым мы давали
слушать эту вещь после сведения, говорили то же самое. Шутили, что, мол, молодой
Джексон появился… из России.
— И как приняли "молодого Джексона" гости
праздника?
— Хорошо приняли. Все зажигали. На самом деле я пожалел, что
не взял танцоров с собой. Можно было сделать очень красивый номер. Ну, вышел я
на сцену, поздравил принца Азима Брунейского, пожелал ему массу всего
приятненького, чтобы там нефть у них долго не кончалась, и затянул свою долгую
песню "Number One Fan". Потом спел итальянскую арию. Ко мне стали подходить
люди, спрашивать: откуда, кто такой? Я с гордостью говорил, что из России, и
всех звал сюда. Говорил, что у нас тут божественно. Ну, и, конечно, много
профессиональных контактов было с людьми из шоу-бизнеса, которые с реальным
интересом расспрашивали меня о сотрудничестве с Тимбалендом. Так что состоялись
важные знакомства, и это — практический результат вечеринки, которым я очень
доволен.
— Ну, у тебя вообще весь минувший год вышел очень практичным и
жирным на успехи. Начиная с "Евровидения", продолжая рекордными результатами в
хит-парадах и целой линейкой национальных музыкальных премий. На ZD Awards ты
вошел сразу в четыре номинации, чего раньше ни с кем не случалось, на MTV —
четыре номинации, да и на сегодняшней премии "Муз-ТВ" — опять четыре номинации.
Какая-то магическая цифра 4…
— "Евровидение", конечно, хороший толчок для
всего. Но есть и другая сторона медали. Можно или быстро после этого загнуться,
или идти дальше. Градус ожиданий у публики после успеха артиста на таком
международном конкурсе слишком высокий. И для артиста это бывает иногда тяжело.
Невозможно все время находиться на пике, нужно какое-то время и помолчать,
накопить эмоции. Я столкнулся с этой сложностью жития-бытия после "Евровидения".
Но не жалею об этом. Потому что "Евровидение" дало прежде всего огромное чувство
уверенности в своих силах, и это очень помогает теперь, когда творчество и моя
работа, например, с Джимом Бинсом и Тимбалендом, вышли уже на совершенно другой
виток.
— Ты как-то с головой ушел в эту черную музыку…
— Она мне
всегда нравилась — черная музыка. Она дышит, она живая. Но любить и заниматься
ею здесь, вдали от ее корней, — это процесс немножко стерильный и искусственный.
А работать с людьми, которые создали этот стиль, для которых это — сама жизнь,
просто здорово. Совершенно другое понимание и погружение! Хотя я, безусловно,
человек с русской душой и не могу абстрагироваться от того, из чего я сделан.
Поэтому, работая с Тимбалендом, я сам стал соавтором некоторых вещей, потому что
воспринимаю музыку все-таки своим, определенным образом. Какой бы черной,
сверхстильной или, наоборот, не стильной она ни была, она все равно остается
музыкой с моей душой, моими чувствами и, надеюсь, обязательно найдет своего
слушателя именно здесь. Так, собственно, всегда и было.
