Игорь Крутой: Из молодых есть только два профи – Лазарев и Билан
Игорь Крутой в шоубизнесе фигура влиятельная. С такой фамилией даже прозвища не надо. Но при всей своей важности он остается очень сентиментальным человеком. Пишет красивую музыку, обожает семью, особо – маленькую дочь Сашу. Его стараниями не дали похоронить конкурс молодых исполнителей в Юрмале. «Новая волна» по-прежнему каждый год в июле открывает таланты. О том, как самого Игоря Яковлевича пытались «закопать», об уроках выживания в шоубизнесе, о друзьях и недругах сегодняшняя беседа с маэстро.
– Игорь Яковлевич, почему ваш последний диск вышел аж в 2003 году? – Три месяца назад я выпустил альбом инструментальной музыки «...без слов...», третья часть, - рассказывает Крутой Собеседнику. – Не великоват ли перерыв между второй частью и третьей? – Ну вы же хитро задаете вопрос. Хотите спросить, почему я не работал и меня не было в телевизоре? – Попали в точку. – Потому, что у меня было противостояние с «Первым каналом». Это случилось после моей «Фабрики звезд-4» (Крутой был продюсером телепроекта. – Ред.). К этой войне подключились еще несколько медийных подразделений, например «Русская Медиагруппа» («Русское радио» и др.). Результат – в эфир «Первого» не ставили не то что меня – даже исполнителей, поющих мои песни. Канал довел ситуацию до маразма. Позже усилиями Сергея Кожевникова (гендиректор «Русской Медиа-группы». – Ред.) в радиоэфир стали ставить мои песни. С той травлей, что была вокруг меня, я много сил растерял. Была апатия, никаких движений в душе, чтобы творить. Это моя огромная творческая неприятность. Мягко выражаясь, мне было не до музыки. Садясь за инструмент, надо что-то чувствовать, надо пропускать все через эмоции. Так вот, в сложившейся обстановке внутри меня все умерло. Поэтому я ничего и не выпускал. – Один ваш товарищ признался мне, что несколько лет назад вы были очень больны. – Было такое 8 лет назад. Я тогда сильно заболел. Наши врачи разводили руками, не зная, как лечить. Что там говорить, друзья и недруги просто хоронили меня тогда. В клинике Нью-Йорка мне сделали сложнейшую операцию. И вот именно там меня узнал кто-то из русских. Они даже проникли в палату. Я лежал слабый, без слез не взглянешь. Тут же информация о моем состоянии разлетелась. На следующий день моим родным уже звонили и спрашивали, на каком кладбище меня будут хоронить. – И как вы отреагировали? – Мне стало жутко. Так и представил, что будет, когда я умру. Рано или поздно это случится, но не хотелось бы, чтобы скоро. Не дождутся! – Вы потом вычислили, кто распространял эти слухи? – Нет. А зачем? – Чтобы знать врагов в лицо. – Мне это не нужно. Но таких людей, которым бы очень хотелось, чтобы это стало
правдой, вокруг оказалось достаточно. Да, кстати, пока лежал в клинике, на мой
номер позвонил Иосиф Кобзон. Он опешил, когда я сам снял трубку: «Подтверди, что
это ты!» Подтвердил, а он ведь тоже поверил слухам, испугался за меня. – Он не хочет сниматься. Прошли те времена, когда мы с ним рвались в разные передачи, концерты. Дрожали, чтобы не вырезали мою песню в его исполнении. Это все для него позади. – А за что он теперь переживает? – Что его сольный концерт в Кремле, записанный для телетрансляции, целый год лежал «на полке». Его не хотели показывать. И это притом что Саша до сих пор один из самых профессиональных, востребованных артистов. Его творческие вечера проходят с переаншлагами. – Еще бы! Ведь он – русский Том Джонс. – Дело не в этом, а в том, что его место до сих пор так никто и не занял. Если
кто-то сейчас замечательно поет, про него говорят: «Поет, как Серов». – А какая слава была… – Я знаю всю его жизнь. Он получил огромную славу и, несомненно, достоин ее. Но, может быть, тогда Саша не был к ней готов. Закон жизни – это закон подлости. Человек, готовый к славе, ее никогда не получит. Везет обычно людям неготовым. И вот тут самое сложное – грамотно ею распорядиться. – А вы были готовы к своей славе? – Нет у меня такой славы. Хотя грех жаловаться, человек узнаваемый. Вот я вчера пошел с малышкой на Поклонную гору. А там выпускники. Как начали бегать ко мне за автографами, фотографироваться со мной, мою Сашу называть по имени… – И как дочь отреагировала? – Никак не могла врубиться, что происходит. Спрашивает: «А почему они с тобой фотографируются?» – Не осознает, что ее папа – знаменитый композитор? – Нет. Однажды пришла с улицы и говорит: «Мне во дворе подружка сказала, что ты композитор. Это правда?» «Правда», – ответил я. – Кем же она сама хочет стать? – Саша тут мне заявила, что хочет лечить животных. Значит – ветеринаром. Хорошая профессия. – А животные у нее есть? – Даже два. Собаки – йоркширский терьер и кокер-спаниель. «У МЕНЯ КРУТАЯ ЖЕНА» – Руки у музыкантов – самое главное. Драться не приходилось? – Душа – самое главное. А драться… бывало. – И пальцы не берегли? – Я не такого уровня исполнитель, чтобы беречь их. Даже Спиваков в молодости дрался, боксом занимался. – Схватки во дворе сродни схваткам на поле шоубизнеса? – Нет. В шоубизнесе все жестче. – А жену Ольгу завоевывать с кулаками не приходилось? – Вам рассказать, как я завоевывал свою супругу? Это было быстро. Сразу решил, что женюсь, как только увидел. У нас еще никаких отношений не было, а я ей уже предложение сделал. Я шел ва-банк. Сразу ей задал вопрос: «Будешь моей женой?» А она тут же согласилась. – Против смены фамилии тоже не возражала? – Нет. С легкостью поменяла. Мало того, говорила: «Меня всю жизнь считали
крутой, а теперь я ею буду еще и официально». – А почему нездоровом? Во-первых, победителей не судят. Второе: на этой волне патриотизма каждая победа рассматривается восторженно – и в спорте, и в кинематографе, и в литературе. Настало время побед. И что в этом плохого? Я, например, недавно был в «Метрополитен- опера», смотрел «Бал-маскарад». После каждой арии в исполнении Дмитрия Хворостовского в зале были овации. Меня переполняло чувство гордости. – А что вас привело в «Метрополитен-опера»? – В ближайшее время мы с Дмитрием будем делать совместный проект. – Не обидно, что на Западе плохо знают русскую поп-музыку? – Ее популяризации мешают еще и субъективные причины. Ну не поют на Западе на
русском языке! Это мы можем запеть на английском, что и сделала Алсу. Она с
детства жила в Лондоне, английский ей – как родной. Но даже у нее там что-то не
срослось. Мое ощущение, что тамошние продюсеры пытались делать из нее новую
Бритни Спирс, а она по энергетике – современная Анна Герман. – Но у них и образование соответствующее. – Конечно. Гнесинка, Школа-студия МХАТ. А взять Алексу. Я ее родителям еще сразу
после «Фабрики» сказал: «Ей надо учиться, поступить хотя бы в ГИТИС. Надо ходить
в театры, на выставки, много читать». Когда человек наполняется, ему уже есть
что сказать. Алекса не прислушалась к моим советам. – Вы ведь и на «Фабрике» искали прежде всего таланты. – «Фабрики» – это инкубаторы со своим потолком, выше которого не прыгнешь. В неволе талант не проявится. Поэтому я дал ребятам на своей «Фабрике» большую свободу. Там был такой разгул, даже секс под камерами. Ничего страшного в этом я не вижу. Для молодежи секс – это как в туалет сходить. Сейчас все намного проще. – Ну и что же приключилось с четвертой «Фабрикой»? – Она не стала такой, как мне хотелось. Ребята в силу моего конфликта с «Первым
каналом» получили на старте своей артистической биографии серьезный пинок. Проще
всех выкарабкались Пьеха и Ларина. Они предали меня. Сейчас я думаю, что, если
бы у меня не было этого конфликта, практически все «фабриканты» были бы
суперзвездами. Я их так и подбирал. – Я бы пальму первенства отдал Юрию Михайловичу. А еще – великим Пахмутовой, Паулсу, Тухманову. Сам факт, что можно стоять рядом с ними в одном ряду и быть обсуждаемым – это достаточно почетно. Я не претендую на первые роли, но такое соседство для меня очень лестно. – Что вы творческий человек, всем известно. Но то, что вы медиамагнат («Муз-ТВ», «Love радио» и др.) – эта сторона вашей биографии нешироко освещена. Почему композитор решил заняться бизнесом? – Все мои коллеги давно занимаются бизнесом. Лайма делает кремы, продает какие-то женские заморочки. Кобзон, мне казалось, вообще в большом бизнесе. Валера Меладзе – член совета директоров банка. А бизнесменом считают только меня. Почему так? А ведь я работаю только в музыкальной сфере. В поле моих интересов попадает телевизионное продюсирование, радиостанции, конкурсы, премии… – Не уходите от ответа. Почему вы все-таки пошли в бизнес? – Потому что если бы в нашей стране законы работали так, как работают на Западе,
шоубизнес был бы другим. Все время приходится с кем-то договариваться, но при
этом все очень неупорядоченно. Вот поэтому я занялся продюсированием. В конце
концов, и раньше были люди, занимавшиеся шоубизнесом, только продюсерами они не
назывались. – И он пошел писать? – Да, все так и было. И разве Алла Николаевна не продюсер? Даже тогда таких профессиональных организаторов не хватало. Чтобы пробить свои песни, исполнитель должен был сам бегать договариваться насчет концертов, эфиров. На дружеской основе приходилось работать и аптекарем, и пекарем, а иногда и любовником. – И вам доводилось любовником? – Мне не доводилось. Но кому-то – да. На радиостанциях, на телевидении были свои люди, решавшие все вопросы. Естественно, надо было уметь общаться с такими людьми. Надо было пройти по этому «минному полю» и не растерять достоинство. На сегодняшний день все более или менее упорядочилось в шоубизнесе. Но при этом перестали появляться личности. – Среди продюсеров или артистов? – Среди артистов. В отсутствие личностей появляются подделки. Где Леонтьевы, где Ротару, где Вайкуле, где, в конце концов, Маши Распутины? Где? Для кого творить? И вообще, я думаю, что самые лучшие свои песни я уже написал… в прошлом веке. Лучше мне уже не сотворить. Наверно, не буду я больше песни писать. Ну а если буду, то, вероятно, под другой фамилией. – Будете шифроваться? – И не думайте, что я сейчас скажу этот псевдоним. – Так опытный музыкант вашу музыку все равно узнает. – Под меня и так уже очень многие пишут. Но это точно не я. |