О диджее Леониде Руденко спорят. Много ли найдётся диджеев, которые могли бы так сказать о себе? Пресс-релизы называют его успехи на Западе третьим по счёту прорывом российской поп-музыки после «ППК» и «Тату». А сам Леонид понемногу становится поп-звездой и в самой России.

Успехи Руденко в данс-мире действительно впечатляющи на фоне остальных российских диджеев. Композиция Leonid Rudenko — Summerfish несколько недель находилась в Top 30 Dance Air Play в США и в Top 100 скачиваний iTunes и beatport.com (в том числе на первом месте). Его треки лицензированы в 15 странах мира такими гигантами, как Sony BMG или Ministry Of Sound.

Но самый настоящий прорыв и в российских, и в международных чартах произвёл выпуск в феврале 2009 года трека Everybody, сообщают те же пресс-релизы. Он вышел более чем в 30 странах мира, попал в Top40 UK, видео на Everybody крутится по многим телеканалам мира. Треки Леонида играют все самые авторитетные диджеи мира: Tiesto, Judge Jules, Eric Morillo, Pete Tong, Paul van Dyk и т.д.

Признание в России тоже последовало, если можно называть таковым приглашение в качестве специального гостя на премию Муз-ТВ — 2009. Что, впрочем, дало честолюбивому артисту написать на своём MySpace: «Сделав себе имя в России, Леонид Руденко теперь строит планы на завоевание остальной Европы».

Так где себе сделал имя этот ускользающий Руденко? Не темнит ли артист? Об этом музыкальный обозреватель «Часкора» Гуру Кен беседует с тем самым Леонидом Руденко.

— Это правда? Действительно ваш клип Everybody крутится во многих странах мира?

— Вплоть до того, когда мы приехали поработать и заодно отдохнуть в Турции, там в отеле тоже крутился наш клип... Мне удалось стать не только локальным персонажем. И это не голословные утверждения, а факты. И когда я общаюсь с нашими западно ориентированными артистами, например с Сергеем Лазаревым, — они понимают, что это такое, мы говорим на одном языке.

Музыку, которую я делаю, трудно сыграть вживую. Можно посадить сессионных музыкантов, добавить инструментов, но основная часть музыки сделана на компьютерах. Поэтому я и выступаю в качестве диджея. Игорь Крутой на своих концертах играет на рояле, а мне непросто сыграть задуманное на клавишах. Такую технологию придумал не я, она была задолго до меня.

— В чём разница между Руденко-диджеем и Руденко-композитором?

— Вся музыка Леонида Руденко, которая звучит на радио и по телевизору, целиком написана мною.

В Москве сформирован определённый совковый клубный формат, который включает в себя ремиксы на российские песни вперемежку с популярными хитами, звучащими по радио. Чуть получше дела обстоят в регионах. В Москве о настоящей клубной музыке знают немногие. Я говорю о клубной музыке не как о нишевом продукте. А как о музыке, под которую люди откровенно танцуют, а не стоят или сидят с коктейльчиками. Под такую музыку надо танцевать, она не зря танцевальной называется.

Танцевальная музыка имеет мало общего с радийной. Хотя есть успешные эксперименты с радийной судьбой, например Chemical Brothers. Но в общем случае такие артисты, как Дэвид Гетта, совсем разные — как диджеи и как радийные музыканты. Невозможно составить сет-лист только из своих композиций, но именно мои композиции являются теми стопперами, на которые приходят люди именно на мои выступления.

— Вы поёте когда-нибудь на своих диджейских сетах?

— В моих песнях всё придумано мной, за исключением того, что я не пою и у меня есть соавторы по текстам. Я слышал себя, свой голос, и мне кажется, что это не мой талант. Не знаю, талантливый ли я человек, но пение не мой конёк. Люди должны заниматься тем, в чём они достаточно хороши.

Прямо после нашей встречи я еду начинать запись новой песни. Вопреки слухам, я не пишусь на многомиллионных студиях. Всё записывается в Москве.

— Вы приглашаете на свои концерты сессионных вокалисток?

— Нет, вокалистки участвуют в моих концертах в исключительных случаях, когда большие концерты вроде «Олимпийского» на премии Муз-ТВ или открытые грандиозные площадки. Обычно мои гастроли представляют собой двухчасовой диджей-сет.

— За вокалисток поёт ноутбук?

— Вы были в клубах? В клубах кто-нибудь поёт?

— Катя Чехова поёт.

— Здесь с какой стороны повернуть. Возьмём песни Дэвида Гетты. Это всегда дуэт Гетты с приглашённой звездой, например с Уиллисом. И вот Гетта играет сеты на 200 тыс. человек. Он на сцене один. Если бы Крис Уиллис давал концерт, то пел бы Уиллис, а музыка Гетты шла бы из ноутбука.

В моей ситуации ключевая фигура, аккумулирующая все музыкальные процессы, — это я, Руденко. Поэтому в подавляющем числе случаев я езжу в одиночестве, как диджей.

— То есть на ваших концертах те песни, что звучат по радио, звучат с записанного диска?

— В принципе да.

— Но что мешает вам возить с собой приглашённую вокалистку и сделать полноценный концерт?

— Во-первых, такова специфика гастролей диджеев, так принято. Во-вторых, у меня поют иностранные певицы, они просто не поедут со мной в тур по России. У меня поют американцы, англичане и т.д. Экономически просто невыгодно таскать их по всей России. Я не могу взять студентку музучилища за сто долларов, потому что у меня международный статус.

— Каковы доли живого звучания и заранее записанных семплов в ваших сетах?

— Вы задаёте вопрос так непрофессионально, потому что вы не в теме. Всё, что вы слышите в песнях, сыграно моими руками. Но это не значит, что я всё играю вживую. У меня всего две руки, а одновременно играет партий восемь: гитара, бас, пэд, барабаны… Двумя руками их не сыграть. Поэтому моя музыка — студийная по своей природе.

— То есть вы всегда выступаете под фанеру? И на премии Муз-ТВ тоже выступление было под фанеру?

— Почему вы так считаете?

— Вы сами об этом говорите.

— Почему вы так считаете? Послушайте внимательно радиоверсию и то, что было сыграно на премии. В одном месте появилась а капелла, части поменялись местами.

— Вы играли это живьём?

— Посмотрите запись. Там стоит у меня оборудование, стоят CD-проигрыватели… Вы не должны ждать от такого рода выступлений такого живого звука, как у симфонического оркестра. Понимаете?

— Хорошо, уже не жду. По какому принципу вы выбираете вокалисток?

— По принципу того, как она поёт. Когда я делаю песни, у меня есть представление о том, как они должны звучать. И я занимаюсь воплощением того, что играло у меня в голове. Если я хочу, чтобы у меня в песне Everybody звучал такой же вокал, как у Бритни Спирс, то я его ищу. И нашёл.

— Почему другие известные диджеи не пишут своих песен?

— Мало кто пишет свои песни. И это ситуация в мировом масштабе. Но с другой стороны, большинство известных на весь мир диджеев пишут свои песни. Среди тех, кто собирает на свои выступления сотни тысяч человек, — все пишут свои песни.

Как бы вы ни относились к диджеям с пренебрежением, но покажите мне других артистов, которые могут собирать сотни тысяч и миллионы на свои концерты. Покажите артистов, которые могут несколько часов держать эту аудиторию в восторге, чтобы люди хлопали, визжали, танцевали. Не так много поп-артистов на это способны.

Диджеи — это тоже часть культуры. Если их песни стали крутить по радио, это говорит о том, что они стали полноправной частью мировой музыкальной индустрии.

— Музыканты недолюбливают диджеев, потому что считают, что те просто крутят чужие пластинки.

— Но такие диджеи не соберут сотни тысяч человек. Люди придут только на тех, чьи песни они знают и хотят послушать.

— Вы используете песни как катализатор успеха?

— Я пишу песни, потому что я люблю музыку. Я люблю делать то, чем я занимаюсь. Я пишу песни не для того, чтобы стать звездой. Я болею песнями с детства. Когда в возрасте 10 лет родители подарили мне первый компьютер, я тут же начал у своих знакомых узнавать, как на нём пишется музыка. Я впитывал в себя первую волну электронной музыки — The Prodigy, Scooter, Chemical Brothers…

— Русскую поп-музыку вы вообще не слушали, получается?

— Да, она прошла вообще мимо меня. По сути, сейчас многие хиты являются такой же электронной музыкой, как и моя Everybody. Но если там стоит человек с микрофоном, то это считается поп-музыкой. А если за вертушками стоит диджей Руденко и крутит свои песни, то это считается электронной музыкой.

— Вы могли бы отказаться от диджейских сетов и заниматься только сочинением музыки?

— Я не считаю оба этих занятия взаимоисключающими. Если на мои сеты приходит 3,5 тыс. человек и им нравится — я сам получаю огромное удовольствие. Это гораздо больший выплеск эмоций, нежели сидеть дома и слушать, как твои песни играют по радио.

Есть продюсеры, которые сочиняют музыку, а потом отправляют выступать группы со своей музыкой. Я бы так не смог.

— Как удалось простому русскому парню прорвать стену, которая не даёт продвигаться российским музыкантам на Западе? У вас был блат? Богатый папа?

— Я не прорывал никаких стен. И не строил никаких планов. Это было единственное возможное продолжение карьеры. Я изначально мыслил свою карьеру в таком ключе. Мне нравилась западная музыка, ведь электронную музыку придумали именно там. Я слушал иностранных диджеев и пытался делать так же. Что-то получалось, что-то не получалось. Я знал, куда мне идти и где эту музыку воспринимают. Мне очень помогло углублённое изучение английского языка.

Так уж получается, у нас в своей стране пророков нет. Большая индустрия находится там, за границей. И единственная возможность заявить о себе — тоже там. Иначе можно десятилетиями кататься по городам и весям нашей родины — и никто о тебе не будет знать.

— Как всё начиналось? Вы посылали свои песни лейблам?

— Да, я делал так. Сначала слал диски, потом стал писать электронные письма. И много лет мне не отвечали! Я не расстраивался и рассуждал так: раз не ответили, значит, я прислал некачественный трек. Значит, я должен сделать лучше.

— И когда появился первый результат?

— Примерно в 2005 году моя инструментальная песня попала в радиоэфир BBC 1. Её играли в субботней программе девять раз подряд, её взяли в первый большой сборник на весь мир. Потом появилось несколько успешных локальных песен. Потом ещё несколько песен попало в разные сборники. Потом появился Destination…

— Какие подводные камни подстерегают музыканта на Западе?

— Сначала я подписал один из тех кабальных контрактов, которые часто предлагаются молодым музыкантам. Контракт был на пять лет, но я вскоре выпутался из него. Потом подписал контракт с маленькой голландской компанией и тоже быстро с ней разошёлся. Потом ещё один контракт. А потом я прозрел — ситуации с юристами меня много чему научили. Еле отбивался иногда.

И вот последнее время спокойно пишу новые песни. У меня стандартный контракт с европейскими лейблами на издание и распространение. Я ни от кого не завишу. У меня в каждой стране есть лейбл, который занимается распространением. Например, в России это Ikra Music, в Испании — Universal Music и т.д.

— Вы довольны результатами своих продаж на Западе?

— Деньги за роялти — это достаточно длинные деньги, они собираются долго, по итогам года. В следующем году придут отчёты, посмотрим. Вроде бы должно быть прилично, но частный самолёт купить не смогу.

— Когда от вас ждать большого концерта в приличном столичном зале?

— Я мечтаю взять большой зал, собрать аутентичных вокалистов, заказать декорацию, сделать всё очень красиво, с балетом. Снять всё это на DVD. Но всё это очень трудоёмко и дорого. Пока я к этому не готов.

Но всё идёт так, как должно быть. Иногда лучше не торопить события.

Потому что, когда что-то происходит, часто думаешь — как хорошо, что это не произошло год назад, когда я был ещё к этому не готов.