Один из самых известных поп-продюсеров размышляет об особенностях интернета, череде юбилеев, радиоформате, успехе «Любэ» и Lady Gaga, тупиках и путях развития российского попа.

29 января в Crocus City Hall состоится концерт, посвящённый 50-летию продюсера и композитора Игоря Матвиенко. Перед юбилеем один из самых успешных российских поп-композиторов рассказал «Часкору» о радиоформате, рецепте хита и денежных потоках в шоу-бизнесе.

Именно Игорь Матвиенко придумал в 1987 году группу «Любэ», на концерты которой ходит теперь Путин и кассета хоть с одним альбомом которой есть у каждого уважающего себя дальнобойщика. Позднее он придумал модный электронный проект «Иванушки International», сводивший с ума отроковиц.

А потом проекты шли чередой — фабриканты из самой успешной «Фабрики звёзд — 1» и прочая и прочая. Маэстро явно чувствует коллективное бессознательное и умеет подать его на блюдечке с голубой каёмочкой.

Человек, пишущий поп-песенки в лучших традициях русской и советской композиторской школы. Умеющий обыгрывать беспощадные российские радиоформаты и при этом запоем слушающий американскую инди-музыку.

Игорь Матвиенко вовсе не так прост, как может показаться при поверхностном прослушивании хитов «Любэ» или «Фабрики».

— Почему у вас такой бессодержательный сайт matvey.ru?

— Согласен, сайт никакой. Руки не доходят сделать. Хотя в ближайшем будущем роль интернета будет определяющей, и мы обязательно двинемся туда. Пока же держать мощный сайт невыгодно, это же затраты на поддержку и обновления. Пользуемся пока другими возможностями.

Здорово было бы, например, делать интервью сразу в прямом эфире на YouTube — в открытом доступе для всех…

Но интернет имеет свои специфические особенности. Скажем, бессмысленно выкладывать туда серьёзную лирическую песню — аудитория там реагирует только на приколы, обострения. А вот смешной клип будет иметь успех.

Достаточно посмотреть топы просмотров на YouTube или RuTube: ни одного серьёзного клипа там нет. Далеко не каждого артиста можно продвигать через Сеть.

— Счастье не для творческих людей, перефразировали вы когда-то Уэльбека. Но вы никак не выглядите на 50 лет, у вас вид счастливого человека.

— Спасибо. Когда я начинал заниматься музыкой, никогда не подумал бы, что на моём 50-летии выступит Иосиф Кобзон. Теперь вот решился делать юбилейный концерт и приезжает Кобзон. Вот афиша концерта, и я долго думал, надо ли ставить свой возраст на неё.

Сейчас же череда юбилеев, и каждый обыгрывает как-то: «5:0 в пользу Сукачёва», 40 лет «Машине времени»… Я решился просто написать — 50. Мне нечего скрывать возраст, если выгляжу моложе, как вы говорите.

— Пресловутый радиоформат для вас — это повод для вдохновения?

— Формат — это аранжировка, соус для песни. Аранжировщики, которые понимают, какое звучание надо придать песне для той или иной радиостанции, делают так, что песни попадают в радиоэфир.

Честно могу сказать, что формат почти не имеет отношения к артисту с именем. Формат, безусловно, делает всех одинаковыми. И это плохо. Очень форматная станция «Европа Плюс» звучит так, что если дать её послушать некоему слушателю из прошлого века, то он решит, что это всё звучит одна длинная песня. Иногда с гитаркой, в основном — неторопливая танцевальная песня.

— Вы вписываетесь в форматы и при этом пишете выдающиеся песни.

— Мои удачные проекты — «Любэ», «Иванушки» — изначально были неформатными. Когда появился «Любэ», было время «Ласкового мая», «Миража» и подобных мелодических танцевальных групп. А «Любэ» выглядел совсем иным на их фоне.

Когда в 90-е появились «Иванушки International», в моде был шансон, блатняк. Мы же вышли с электронной танцевальной музыкой.

— Однако вы оставались в рамках формата, мейнстрима. «Любэ» играл диско на живых инструментах, например.

— Да, конечно, это было в рамках мейнстрима. Но это был неформат. Совершенно точно. Когда «Любэ» взяли на телемост с Америкой, и это было их первое появление в телеэфире, то взяли именно потому, что никто не играл ничего подобного в стране и можно было показать, что, кроме попсы и русского рока, ещё есть что-то в нашей музыке этакое.

Я и сейчас уверен, что тот, кто выходит на сцену с необычными яркими песнями, в непривычном музыкальном направлении, иногда побеждает.

Гораздо проще пробиться с чем-то новым. А вставать в конец длинной «форматной» очереди — дело менее перспективное. Это может ничем не закончиться, хотя тебя даже по радио будут крутить. И даже в десятке будешь или на первое место попадёшь. Но как артисту тебе это ничего не даст.

— С другой стороны, формат — жупел, которым непопулярные артисты прикрывают творческую несостоятельность. Отличное оправдание — меня душит формат.

— Значит, они написали не совсем яркую песню, чтобы пробить формат. Я не могу сейчас вспомнить свежих примеров пробития формата.

Когда-то появилась группа «Ленинград»… Появился рэпер Сява, хотя он вполне форматен для интернета. В интернете форматно практически всё, очень трудно придумать что-то необычное. По сути, с увеличением роли интернета любая музыка стала форматным продуктом.

Есть замечательный сайт в топе Yahoo! — aurgasm.us, на котором редакторы отбирают лучшую музыку и размещают. Именно неформатная музыка, от народной до поп-музыки. Гитарной музыки там немного. И я часто покупаю на iTunes альбомы по рекомендациям оттуда.

— Что вы думаете о феномене Lady Gaga? Грядёт снова возвращение диско 80-х?

— Музыкальная индустрия зашла в глобальный тупик. И мы наблюдаем вокруг тотальное ретро, тотальную ностальгию. Процветают фестивали, на этом специализирующиеся. Я посетил недавно рок-фестиваль в Италии, самым молодым артистом на нём был Ленни Кравитц. Остальные — люди поколения старше меня. Возможно, в Англии было бы немного иначе, но картина для центра Европы красноречива.

Я думаю, что музыка уже устала от самой себя. Она зашла в тупик. Давно она не является андеграундом, вообще нет больше андеграундного стиля, каковым были в своё время рок или панки. Любой рок стал мейнстримом. А музыка стала фоном, который комфортно шелестит в бэкграунде. Для меня это скорее дискомфортно, я не люблю, когда музыка шелестит где-то фоном, если это не специальный лаундж.

Молодёжь ушла в интернет, в компьютерные игры. Это стало заменителем музыкальной эстетики, которая была раньше. Может, так оно и должно быть.

Для меня Lady Gaga — загадка. Я скачал и прослушал её альбом ещё тогда, когда она не была такой знаменитой. Очень форматно сделанный альбом. Но почему именно она стала новым супербрендом — для меня загадка.

Скажем, недавно певица Ke$ha выпустила сингл, он гораздо круче для меня по музыке. Да и внешне она круче. Вряд ли Gaga года на два-три потянет. Много появлялось таких певиц, Katy Perry например. Взлетали, и где они сейчас?

У нас конкуренции поменьше, и то сжирают. Так что не верю я в Lady Gaga, нет там никакого откровения — ни музыкального, ни песенного. Просто приятные песенки, но такие появляются каждый месяц. Вот если она окажется мужиком или ещё что-то, то продержится подольше.

— Есть ли практический рецепт хита для русского рынка?

— Есть. Недавно я понял одно хорошее правило для желающих написать хит. Есть такой метод изучения иностранных языков — с погружением. Вот нужно погрузиться в музыкальную фактуру песни с головой. Конечно, должно быть и образование, и профессиональные навыки, но нужно погрузиться в процесс сочинения песни целиком.

Невозможно написать хит, разговаривая по телефону. Нужно абсолютно отрешиться и погрузиться в процесс. Припевчики или фраза возникают в секунды, это вспышка, но нужно эти крючки не пропустить и быть в это время внутри процесса.

— Вы идёте от сложного к простому или наоборот?

— У всех всё по-разному. У тех, кто сочиняет под гитару, процесс идёт совсем иначе, чем у тех, кто работает под фортепиано. Можно сочинять с закрытыми глазами.

Песню «Атас» я придумывал вообще без всяких инструментов, она в голове вырисовывалась. Можно лежать в постели и сочинять при бессоннице. Правда, с бессонницей так бороться не получается, потому что мозг активизируется. Но это очень приятное времяпрепровождение.

Здесь главное — не уснуть и не забыть, что сочинил. Можно проспать хитовый припев. Так что я всегда кладу рядом телефоны, диктофоны — чтобы можно было напеть. Потом накапливается миллион этих файлов, они теряются, забываются. Но способ неплохой.

— Русский хит делается так, чтобы его можно было напеть без аккомпанемента?

— Раньше точно была такая тема: настоящий хит тот, который за столом поют. Выпили и затянули. Если же не поют, то это может быть хорошая песня, но не хит. И не только в России, во всём же мире есть караоке-бары. Принцип тот же.

Звукорежиссёр, который писал первый альбом Земфиры, рассказывал, что она добивалась от музыкантов, чтобы пацаны в подъезде могли петь её песни под гитару. Это искомая простота. Мне нравится такая простота. Всё лишнее нужно отбросить и оставить самое главное.

Песня — это поэзия, это не роман на 500 страниц.

— Ваши песни для «Любэ» и «Фабрики» совсем разные, но при всей разности в них чувствуется характерный почерк Матвиенко.

— Я как-то позвал своего знакомого, крупного ресторатора, на репетицию «Мобильных блондинок». Он посмотрел и говорит, что сразу узнал мою музыку.

Я удивился — как же узнал, там же совсем другая музыка, не та, которую я обычно пишу. И ещё он сказал, что слышит настоящую русскую музыку. Ну где русская музыка у «Блондинок»?! Но раз говорят так, значит, что-то общее есть.

Хотя я стараюсь делать совершенно разную музыку.

— Но русская ли музыка? Мне кажется, что было бы точнее называть её советской.

— С какой стороны подходить к вопросу. Русская в нашем понимании — это лубочное звучание балалаек, гармошек и подобных лубочных коллективов. Аутентичных коллективов вроде ансамбля Покровского совсем мало.

Мы, кстати, пригласили солистку ансамбля Покровского спеть в простенькой песенке «Фабрики» про очередной пляж. Но хоровые вставки взяты из аутентичной русской музыки, и понадобился такой специальный вокал.

Я родился и вырос в советский период. Я никогда не любил советскую музыку. Но я всегда любил советское кино. И смотрел его много, как фанат. И в моих песнях, особенно «Любэ», очень многое взято от песен из старого советского кино.

— Вы же играли в ВИА «Здравствуй, песня» — разве это не были типичные советские песни?

— Когда мы влились в этот коллектив, он уже играл бодренький рок-н-ролл, всякие регги и прочее. Но никак не советскую песню. Там был штат 30 человек, из них 20 — музыканты. И мы впятером туда влились как настоящая рок-группа. Отчасти нас задела советская песня, когда мы сотрудничали с Вячеславом Добрыниным, но у него не совсем типичная советская песня была.

А вот ВИА «Здравствуй, песня», в котором пел Николай Расторгуев, действительно исполнял советские песни и гимны.

— В ваших песнях слышны ранние Тухмановы и Дунаевские.

— Вполне возможно. Можно вспомнить Даниила Покрасса — хоровые вокализы в «Любэ» явно из 20-х.

— Так ведь это слышно и в «Фабрике», и в «Блондинках»!

— В «Фабрике» — да, а в «Блондинках» — куда меньше. «Фабрика» близка по эстетике «Любэ», это девушки фабричные. Изначально не стояло задачи сделать так, но как-то само всё вырулилось в ту сторону. Это не «ВИА Гра» и не «Блестящие». Это именно такие девочки.

— Вырулилось, а потом в стране изменилась атмосфера. И не благодаря ли тому, что «Фабрика» попала в струю, она выжила в числе очень немногих «фабричных» гёрлс-бендов?

— Вполне возможно. Я же не анализирую, почему это так происходит. Но определённо что-то в этом есть.

У меня были неудачные эксперименты. Скажем, группа «КуБа». Там мало советского эстрадного, там совсем другое. Но мы никак не нашли её место на сцене.

Правда, меня поразила моя дочка, ей 12 лет, но она переросла свой возраст, для неё всё по ТВ — отстой. Ей нравится эстетика аниме. И она недавно заявила, что у неё в школе группа «КуБа» — это очень круто. Показала мне сообщество группы «КуБа» в социальных сетях, показала хит-парад внутри этого сообщества.

И я понимаю, что нам не хватило интернет-ресурсов для этой группы. Безусловно, её надо было развивать не через Первый канал, а уходить в интернет и там продвигаться. Но я думаю, что мы ещё этим займёмся с группой «КуБа». Крест на ней не поставлен. Концертов у неё практически нет, как и у всех.

— У вас были проекты «Юлия Бужилова», «Лиза»…

— «Лиза» — это наш совместный проект с одноимённым журналом. У неё сильный мультяшный голос вроде голоса солистки Aqua, мы записали одну песню, сняли клип. Это было лет пять назад, потом всё рассыпалось. Интересный был вокал, но…

С Юлией Бужиловой получилось тоже непросто. У неё было семь песен, и мы сделали 25 треков с разными аранжировками. Улучшали, делали-делали, а я всё отчётливее понимал, что выпустить это мы не можем. Потому что никто не купит.

А мне жалко было бросать, потому что очень нравилась эта исполнительница. Надеюсь, закончится кризис и мы займёмся Бужиловой. Такие проекты живут вне времени — девушке может быть и 18 лет, и 30, это не для чувствительной к возрасту тин-аудитории.

— Как вы думаете, жизненный цикл телепроекта «Фабрика звёзд» уже завершён? Или ещё можно…

— …повыжимать? Честно говоря, я думаю, вряд ли из него что-то можно ещё выжать. Для шоу-бизнеса точно уже ничего. Для телевизионного формата — не знаю, не специалист. Хотя в моих глобальных интересах было бы полезно, если бы проект продолжался. Он подогревает интерес к музыке.

— Почему продюсерский центр Матвиенко не делает свой конкурс? В Америке и той же Италии мощные музыкальные компании объединяются с телеканалами и проводят конкурсы для молодых талантов.

— Это такие большие медийные проекты, тогда мне нужно было бы становиться медийным продюсером. Я пока не готов. Придётся заниматься совсем другими вещами — доставать деньги, спонсоров, организовывать всё. Это не моё. Игорь Крутой делает, и это его стихия, и у него получается отличный конкурс «Новая волна» в Юрмале.

— Первый канал отменил все музыкальные проекты: «Пять звёзд», «Интервидение», «Новые песни о главном». Другие каналы даже не пытались ими заниматься.

— Почему же, занимались. «Россия» занималась «Народным артистом», НТВ делало «Суперстар». Хоть что-то.

— Можно сказать, что тот большой медийный музыкальный коридор «в народ» прикрылся?

— Конечно. И прикрыл его вполне сознательно именно Первый канал. А раз он Первый, то вслед за ним остальные каналы ведут себя соответствующе.

— Но ведь Эрнст сам в музыкальном бизнесе, зачем же перекрывать денежные потоки?

— Ох, я вас умоляю. Какие же это денежные потоки? Это даже не ручеёк, это… не знаю, как назвать… По сравнению с рекламными, политическими и иными процессами это невозможно даже рядом поставить. И потом, я думаю, музыкальные проекты на телевидении не имеют высоких рейтингов.

— Изменится ли теперь расклад сил? Раньше была везде, куда ни плюнь, попса. Где-то в загоне — рок. В маленьких клубиках — джаз.

— Думаю, что не изменится. Соотношение сил таким же и останется. В клубах будет множество успешных рок-концертов — «Сплин», «Чайф», «Мумий Тролль», Земфира и остальные бренды. Останется мейнстрим в виде больших имён с флагманом в виде Аллы Пугачёвой, которым в обозримом будущем вообще ничего не грозит. И останется локальное клубное движение — электронная музыка, джаз. Будет гораздо меньше приток свежих имён.

— Ещё меньше?

— Да. Практически вообще не будет. Их негде показывать. Станет бессмысленным снимать клипы — их негде показывать, кроме интернета, а это не самая лучшая площадка для традиционных видеороликов. Там надо делать специальные клипы.

У той же Gaga мне понравился клип на песню Paparazzi, сделанный как отдельный микрофильм с бюджетом будь здоров.

— Вы говорили в одном из интервью, что, если артист может не быть артистом, ему лучше не быть им. А если спроецировать этот принцип на работу композитора и продюсера?

— Им проще. Людям, которые находятся за сценой, гораздо проще жить. Они творческие люди со всеми недостатками и достоинствами, но артисту всё равно гораздо сложнее. И в смысле перспектив тоже. У артиста это дорога в никуда, дорога к некоему условному олимпу. И с любой ступеньки он может сорваться и начать падать, а это очень больно. Это чрезвычайно больно.

Я уж не говорю о материальной составляющей, даже только об эмоциональной. У тебя спрашивают: куда пропал тот или иной артист? А он не пропал, он пишет песни, снимает клипы. Но его не показывают и не очень крутят…

— Продюсеров разве не спрашивают — сколько было успешных проектов, а теперь кем вы занимаетесь, собственно?

— Наверное, спрашивают. Что-то «Любэ» давно не видно… Всегда можно отшутиться, что они в продолжительном турне по Южной Африке. Но артистам всегда сложнее.

Продюсеров в стране — два с половиной человека. Артистов гораздо больше.

Гуру КЕН, для издания "Частный корреспондент"